Лунная ночь. Квартал Учих.
Я снова здесь, сижу, съежившись, на земле, упираясь влажными руками в орошенную кровью землю. Мое тело содрогается в беззвучных рыданиях, всхлипы и проклятья вырываются из груди хрипло, с надрывом. Лицо, раскрасневшеяся от крика, влажно от слез, а челюсти сводит в ужасной судороге. В груди холодно - осознание случившегося пришло ко мне быстро, попутно волоча за собой ледяную котомку со страхами и безысходностью. А во рту горячо и солоно - удар в живот был достаточно сильным, чтобы вызвать кровотечение. Но я не обращаю на это внимания. Я по-прежнему сижу, уткнувшись головой в колени, и жалко подвываю, забыв выплюнуть кровавую слюну. Горло сдавливает спазм, выжимая из меня слезы и крики, взамен окатывая волной дикого ужаса, обжигая, раскалывая, уничтожая.
Больно, больно, больно. Страшно.
Очень больно. Но страшно все равно в тысячу раз сильнее. Сперва я даже не понимал, что страшно не за себя и не за родителей. Страшно за Итачи. И из-за Итачи тоже очень страшно.
Давясь ужасом, я судорожно сжимаю в руках горстки влажной багровой земли, в исступлении бью кулаками по собственным коленям. И...задыхаюсь?
Обессилев, мое тело падает на землю и затихает. Застывшие, остекленелые глаза упираются взглядом в оставленные на земле следы. Несомненно, это следы Итачи...

Мне горько, тяжело и тошно. Вокруг темнота, и лишь у ног струятся серые клубы удушливого дыма.

Спокойствие, умиротворение. Движения медленные, словно под водой, а звуки глухие, неслышные, утопленные. Впереди, в мутной синеве, волнуется силуэт Итачи, словно изнутри подсвеченный бледным желтоватым светом. Я тяну, тяну руку...

А потом - прикосновение.

Чьи-то губы, мягкие, теплые, сухие. Саске мгновенно распахивает влажные черные глаза, сбрасывая со своего сознания рваную паутину ночного кошмара. Ресницы вздрагивают, выпуская слезы. Саске судорожно вздыхает, с усилием вбирая в грудь воздух. Так делают, чтобы сдержать рыдания.

Саске, распластанный на кровати, смотрел на брата, пораженный настолько, что был даже не в состоянии пошевелиться. Во влажных черных глазах застыли ужас, непонимание, дикий страх. Над лицом Саске нависло лицо Итачи. Бледное, измученное. Казалось, что на его безупречные черты была печатью наложена безысходная тоска - на лоб, веки и даже губы.
-Плохой сон, Саске?..
Саске отчаянно дернулся, пытаясь отстраниться, и путаясь в простынях. В голове беспорядочно кружились целые тучи мыслей, но ни одна из них так и не смогла оформиться, из горла вырывались лишь отдельные звуки.
Прикосновения Итачи, его ласки, поцелуи...Он успокаивает своего брата почти так же, как и в детстве. Только в этих действиях прослеживается что-то неуловимо близкое, запретное, интимное. Слишком...Жаркое? Саске не успевает выдохнуть - его целует Итачи. На этот раз в губы.
Казалось, что все это - лишь продолжение сна, жуткая фантасмагория, которая вот-вот должна закончиться. Но руки Итачи уже проникли под одежду, слегка поглаживая поясницу, а потом спустились еще ниже, до ягодиц. Саске вытягивается на кровати, откинув голову и упираясь одним коленом в грудь Итачи. Внутри бушует настоящий пожар, но сознание еще способно сопротивляться. Только бы нащупать на прикроватной тумбочке кунай...Холодный металл войдет в горло, как нож в масло, и Саске наконец избавится от кошмара всей своей жизни.